Теургическая Доктрина Нерастворимости

Натэлла Сперанская

Воля к власти и сакральная теомахия в контексте герметической традиции

Объектом изучения Юлиуса Эволы была герметико-алхимическая традиция. Как всегда подчеркивали её адепты, цель сего тайного искусства должна оставаться сокрытой. Буквальное и поверхностное понимание текстов герметических философов приводит любопытствующего «суфлёра» в лабиринт, из которого нет, и не может быть выхода. В труде «Герметическая традиция» Эвола останавливается на одном из важнейших символов – дереве, среди прочих толкований, указывая на его трактовку как персонификации Божественной Женщины. Слово шакти,  означающее «супругу» бога, также имеет значение «мощи, силы» (санскр. शक्ति śakti), на основе чего Эвола заключает, что падение ангелов, титанов (Книга Варуха), известное нам по библейским сказаниям, было результатом непреодолимого влечения к силе, к могуществу. Волей к власти, которая оказалась выше их способности данную власть удержать. Завоевание  божественной силы может иметь две возможности: 1) действительное завоевание этой силы героем, 2) сокрушительное падение, влекущее за собой проклятье. Иными словами, есть «триумфаторы, прошедшие испытание, и есть те, кому отказывает отвага, и кто терпит поражение, испытав смертельное воздействие той самой силы, которую они надеялись завоевать», как пишет Эвола. Предлагаем вам обратить внимание на тот факт, что на ранних этрусских саркофагах изображались две фигуры, а именно обнимающиеся мужчина и женщина. В руке мужчины, как правило, находилась патера (сосуд с напитком бессмертия), в руке женщины – зеркало. Важно отметить, что фигуры изображались парно, не смотря на то, что захоронение было одиночным. Женщина, вернее, женское божество, сопровождала душу усопшего в его путешествии в загробный мир. Прежде чем душа покойного заключала брак с богиней, она вступала с ней с борьбу. То есть, борьба с женским божеством была ритуальной, предшествующей браку души с богиней. Подобный мотив мы встречаем в поединке Пелея с морской богиней Фетидой. Небезынтересно и то, что, согласно воззрениям этрусков, после смерти душа мужчины должна была превратиться в женское божество.

Однако загробный путь мужчин и женщин значительно отличался. Так, мужской путь представлял собой следующие этапы: сакральный брак, превращение мужской души в богиню, в женщину, «рождающую его новую божественную сущность». Путь женщины был иным: он подразумевал собой «бросок», «прыжок» в протоокеан, где душа должна была очиститься и преобразиться как «рождающая богиня». Когда Дмитрий Мережковский описывал мистерию четырнадцати¹, он упоминал, что никто не знает, что делала Исида над телом Осириса, дабы воскресить супруга и зачать от него Гора.  В буддийской иконографии (например, в «Рождении Будды») Майя, мать Будды,  находится под деревом, держась за него рукой. Древнеегипетская богиня Исида нередко изображалась в кроне дерева. Три норны в скандинавской мифологии живут у корней Иггдрасиля.

 Arbor inversa² мы можем рассматривать как символ процесса Πρόοδος (proodos), исхождения, эманации. Но также как символ нисхождения богов в материальный мир, как падение ангелов. И, безусловно, это символ человека. Корни его в небесах, рождение своё он получает на земле. Укоренённый в вечности, человек падает во время. Это смутное предчувствие выражено в стихотворении Хуана Рамона  Хименеса:

Я знаю, наверно,-
я вечности древо
и кровью моею
накормлены звезды,

а птицы в листве -
мои сны и мечты.
И если паду я,
подрубленный смертью,-
обрушится небо.

Обретение божественной силы всегда сопряжено с битвой, испытанием, вызовом. И в жертве бога Одина, и в дерзком ослушании Адама мы видим стремление к могуществу, силе и мудрости. «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно»³. Став как боги, знающие добро и зло, первые люди могли обрести бессмертие, но лишь при одном условии – вступив в битву с Господом. Проклятие стало их уделом, ибо вызов не был брошен, и вместо взятия царствия божия силой, Адам и Ева были изгнаны из рая, облачившись в кожаные одежды смерти. В «Герметической традиции» Эвола пишет о построении второго «Древа Жизни» и «жестокой битве», целью которой является доступ к «центру Дерева, растущего посреди земного рая». В этом контексте отношение к богам должно быть переосмыслено: не молитвы и воззвания с просьбами о милости, но решительное вступление в битву, сакральная теомахия. Эвола отмечает, что «герметическое искусство состоит в методе принуждения, применяемом к духовным силам сверхъестественным образом…»; обращаясь к трудам Порфирия и Агриппы, он говорит о ритуальном действии, что подразумевало завлечение божества посредством молитвы, одержание победы над ним и принуждение его к проявлению.

Ницше, называвший себя «Распятым» и «Дионисом», Ницше, откровенно признававший, что он есть «бог, нарисовавший сам на себя карикатуру», также бросал богу вызов. В черновиках 1880-х гг. Ницше часто возвращается к теме превращения дьявола в бога. Этот процесс он называл степенью жестокости, ибо в нём ясно усматривается элемент героического – «стремление к абсолютной гибели в своей противоположности». Откровенное заявление: «Я advocates diabolic и обвинитель бога», не менее откровенные слова о том, что ему известен «дьявол и его перспективы в отношении бога». Наконец, появляется совсем загадочная заметка: «Бог убил бога», что заставляет вспомнить сомнения Алистера Кроули («Кто богом был из них двоих?») Будучи убеждённым в том, что добро произошло от зла, Ницше размышлял над тем, в какой степени каждый вновь созданный бог создаёт себе дьявола, допуская примечательную оговорку «и вовсе не того, из которого произошёл». Заставляет задуматься и следующая запись философа: «Жизнь человека героического содержит сокращённую историю демонологии многих поколений. Он переживает состояния еретика, ведьмы, прорицателя, скептика, слабого, верующего и побеждённого». Ницше полагал, что человек не должен застывать в одном состоянии, против этой бытийной статуарности он ставил «периодичность», т.е. движение, текучесть, способность переходить из одного состояния в другое. Человек героического типа именно таков. Теомания⁴ была присуща и поэту Жерару де Нервалю, писавшему во второй части «Аврелии» о своём подобии богу. Ю.Стефанов полагал, что Нерваль уподоблял себя Одину, принесшему себя в жертву себе же на мировом древе Иггдрасиль. Высока плата за взгляд в бездну, за диалог с её необозримыми тёмными глубинами. Битва Фридриха Ницше привела его к безумию, битва Нерваля – к синеве иных начал⁵.

Бессмертие человека неугодно Богу, об этом знали все алхимики. При первом взгляде можно заключить, что человек находится в весьма невыгодном положении, однако, вспомним слова древних об его превосходстве над ангелами и подвергнем сомнению наше поспешное заключение. Человек, являясь траектом⁶, подобно канату, натянутым между божественным и земным, превосходит ангелов тем, что душа его «видит гораздо более глубоко, чем ангелы, ибо ей доступно и небесное, и инфернальное», как пишет Беме. В этом заключается величайшая опасность, в которой находится человек. Можно вспомнить завет Ницше: «Живи опасно», и тут же добавить: «Умри вовремя».

Переходя к теме «источника имманентности», что пребывает в человеке и заключает в себе все возможности, Эвола приводит цитаты из «Изумрудной Скрижали», «Герметического Корпуса», текста Останеса – о Камне, что следует искать внутри. «Делание пребывает с вами и в вас: как только вы обнаружите его в себе, там, где оно находится, вы станете его обладателем навсегда», - сказано в «Семи главах Гермеса». И, верно, если бы мудрецы назвали эту вещь своим именем, реакцией людей невежественных был бы смех, ибо фраза «Вам нужно найти лишь себя», кажется большинству ещё менее важной, чем «Познай себя самого». Камень (в данном случае: философский камень, который не нужно путать с чёрным камнем как символом человеческого тела) есть то, что в иранском суфизме известно как «световой человек», phos , находящийся в плену человека земного. Иными словами, он сопрягается с дьявольской тьмой, с ветхим и смертным Адамом. Но свет не знает смерти, ибо он не есть субстанция.

Ишракизм. Третий путь «рассветной» теософии

Касаясь проблемы бессмертия, Эвола в «Герметической традиции» говорит о некоем нетленном и не субстанциональном, в отличие от тела, элементе. Мы можем обратиться к философии озарения, в сердце которой лежит мысль о светоносности мира. Фундаментальные принципы ишракистской философии основаны на интуиции (хадс), которая тождественна интеллектуальной интуиции Рене Генона. Согласно Сухраварди, мир не субстанциален, а светоносен. Тело же, являясь не чем иным, как субстанцией, определяется как барзах, или преграда. Когда свет покидает тело, преграда становится тёмной, являя всю мрачность своей субстанции. Любая преграда – это мрачная субстанция, и тело, как одна из них, - не порождение света, но некая «задержка», препятствие для созерцания света. Подобное утверждение бросает вызов 15 вековой философской традиции.

В исламских первоисточниках можно встретить и другое значение слова «барзах». Оно обозначает место, где находятся души умерших до Судного дня. По мусульманским поверьям, после захоронения умершего ему являются два Ангела (чёрно-синего цвета) – Муннар и Нанир, которые спрашивают: «Что ты говорил о Мухаммаде?», проверяя силу и истинность его веры. Допроса Ангелов избегают только дети, Пророки и шахиды. Неверующие подвергаются суровому наказанию – «сжиманию могилой» или ударом железным молотом между ушей, ибо «кто отказывается от Веры, тот будет мучиться в могиле». Но «Пророки живы в своих могилах и совершают там Молитвы». Барзах – аналог чистилища.

Промежуточный мир, mundus imaginalis (алам аль-митхаль) в мусульманской философии также известен как «мир Подобия» или «Перешеек» (барзах). Он – связующее звено между материальным сущим и сущим, абсолютно отделённым от материи.

«Алам аль-митхаль несет тройственную функцию, - пишет Анри Корбен, - через него совершается воскресение, т.к. именно в нем сосредоточены «субтильные тела»; с его помощью обретают подлинность прозрения пророков и все визионерские опыты; следовательно, выполняется тавиль, толкование, возводящее данные коранического Откровения к их духовному истоку. Без него они будут лишь аллегорией. В этом промежуточном мире разрешается конфликт между философией и богословием, знанием и догадкой, символом и историей. Нет нужды более выбирать между спекулятивной диктатурой философии и авторитарным господством богословия. «Рассветная» теософия открывает третий путь».

В «Эннеадах» Плотина утверждается, что в сверхчувственном мире нет никаких преград к тому, чтоб созерцать Единое. Единое, представленное как Свет. Единое=Созерцаемое. Ένωσις, соединение или созерцание как высший этап восхождения, возврата к Единому (эпистрофе), подразумевает устранение всякого разделения, двойственности. Созерцающий сливается с тем, что он созерцает. Кто есть созерцающий? Не человеческое существо, но ψυχή или νοῦς. Тело, напомним, есть «преграда». Созерцая Единое, Душа (Психе) или Ум (Нус) становится Светом. Этот свет созерцали Апостолы и Пророки. Воссоединение со светом и, как следствие, претворение в него, являлось целью теургии. Поскольку подобное тяготеет к подобному, светоносное, «осветленное» восходит к Единому, к стихии Света, полностью с ним отождествляясь. Вспомним инициатическую формулу Школы Сухраварди «Ана-ль Шамс» («Я – Солнце!»). Как пишет Анри Корбен: «Истина всякого объективного знания приводит к тождеству познаваемого объекта и познающего субъекта. Это справедливо для всех световых существ всех миров и промежуточных миров: с помощью акта самопознания они становятся понятными друг другу. То же самое справедливо и по отношению к человеческой душе в той мере, в какой она освобождается из Мрака «западного изгнания», т.е. из материального подлунного мира». Барзах представляет чистый мрак, «ариманическую негативность». Сами по себе тела мертвы; светы, что оказываются в них, определяются как саних, случайные или акцидентальные, и мутасарриф, управляющие [телами]. Свет, попавший в телесный плен, именуется душой. Тело есть земной храм души, или света. Истинно бессмертен только свет.

Из Первоначала, Света Светочей, или «Света Славы» (Хварна, Хоррех, Фарр) эманирует первое световое существо - Архангел по имени Бахман (Воху Мана); связь изначального Пламени и первой эманации можно представить как отношения между первым Влюблённым и первым Возлюбленным; свет их любви изливается на все планы бытия, порождая бесчисленные пары световых ипостасей.

« Каждый свет пребывает в состоянии подчиняющего гнева (кахр) по отношению к свету, находящемуся ниже его, и в состоянии любви (мухабба) — к свету, который выше него. Высший свет же испытывает любовь только к себе, поскольку нет никого прекраснее и совершеннее его. Каждый свет является очищающей преградой (барзах) между светом ниже его и светом выше него»⁷. Такова теория эманации Сухраварди.

Рассмотрим духовную иерархию ишракистской философии:

- Бог непознаваемый и трансцендентный.

- Мир Джабарут (букв. «мир могущества») – это мир Светочей-господств двух первых порядков: «порядка долготы» (табакат аль-Туль) и «порядка широты» (табакат аль-Ард), т.е. архангелический «мир Матерей» и мир Архангелов-архетипов. Область не-манифестации.

- Малакут, мир души. Алам аль-митхаль есть mundus imaginalis, промежуточный мир, или «мир перешейка» (порог Малакут). Именно там находятся мистические города Джабарса, Джабалка, Хуркалья.

- Мир Мульк (двойной барзах), видимый мир.

Примем к вниманию трёхчастное деление постижения, которое может быть: а) чувственным, б) воображающим, в) умственным. Последнее превосходит два предыдущих. Существует также три человека, а именно умственный, душевный и телесный. Мы можем провести параллели с гностической (пневматик, психик, гилик) и тантрической (дивья, вирья, пашу) концепциями. Силы и постижения человека телесного являются «тенями» сил, состояний, постижений человека душевного («человека Перешейка»), равно как силы и постижения последнего суть «тени» сил и постижений умственного человека. «Чувственный человек является идолом (санам) и тенью умственного человека, а умственный человек есть духовное существо, все члены и органы которого духовны», - читаем мы у Плотина.

Учение  о двух людях (умопостигаемом и чувственно постигаемом, т.е. телесном) у Сухраварди дополняется ещё одним типом – душевным («перешеечным») человеком.  Гуламхусейн Ибрахими Динани пишет, что воображаемые формы не находятся ни в умах воспринимающих, ни в чувственно постигаемом мире, их место - промежуточный мир, Перешеек, «мир Отделённого Воображения». То есть, «мир Подобия расположен между двумя мирами, находясь ниже мира разума, но выше чувственно воспринимаемого мира». Зеркальные отражения, по мнению Сухраварди, также находятся в этом «между». Когда в одной из работ⁸ мы коснулись взаимосвязи социологии воображения Жильбера Дюрана и изучения имажинэра посредством «жестокого театра», мы утвердили положение «актёр есть антропологический траект». В актуальном контексте следует дополнить, что актёр есть человек Перешейка, поднявшийся над материальным миром, но ещё не вознёсшийся в мир разума. Воображение, имажинэр не создаёт те или иные формы, оно служит лишь зеркалом, инструментом их проявления. Можно сказать, что «воображать» означает «применять свою способность улавливать, схватывать формы» посредством «органа души».

Mundus Imaginalis – пространство инициации, место встречи человека и божества. Именно на этот мир направлено метафизическое внимание подлинного философа. В «Федоне» Платона занятие философов определяется как «освобождение души от тела», отсюда известное представление философии как науки умирания. Безусловно, обыватели приходят к ложным коннотациям, но мы не станем, вопреки их ожиданиям, брать на себя роль духовных водителей и предоставим каждому свободное нисхождение во мрак материи и невежества. Выбравшие восхождение и не предназначенные ни для чего иного, в любом случае, не утратят свою вертикаль. Один из хадисов Пророка гласит: «Бог не избирает не ведающего другом [Своим]».

В упанишадах мы находим утверждение, что после смерти знание приводит к освобождению. Как сказано в «Катха-упанишаде»: «Знающий становится бессмертным», а в «Шветашватаре-упанишаде» читаем, что знающий Рудру становится бессмертным. Если мы обратимся к Ваджраяне, то неминуемо придём к нерушимому «алмазному телу» и подлинному бессмертию. Собственно, йогическая практика или тантрическая алхимия сходна с философией тем, что также является наукой умирания, поскольку ученик садхака (практикующий) посредством созерцания и концентрации на процессах распада сотворения миров, прокладывал путь к прямому переживанию этих процессов внутри себя, о чём сообщает Мирча Элиаде⁹. В результате глубинной трансмутации, тело как преграда перестаёт быть лишь темницей для души. Йогин, а именно дживанмукта¹⁰, достигает изменения плотской оболочки и создаёт так называемое «тело мудрости», «алмазное тело» или «тело воскресения» (в иранском суфизме). Тело есть преграда, но одновременно и алхимический тигль. В «Книге толкований» Сухраварди микрокосм назван «храмом света» (хайкал аль-нур).

Богореализация (фана фи’ллах) и мистическая смерть как начало Инициации в Бездну.

Воссоединение со Светом можно назвать богореализацией, слиянием с Абсолютом. Однако не следует полагать, что богореализация означает исчезновение в Абсолюте. Напротив, лишь те души, которые не достигли этой ступени совершенства, обречены на исчезновение, растворение. Юрий Мамлеев в «Судьбе бытия» отмечает, что нет никакой необходимости полностью отождествлять себя с Абсолютом, с Целым, ибо следствием подобного отожествления, безусловно, станет утрата метафизической свободы. Он указывает, что нужно сохранить некое «различение» Я Абсолютного от, собственно, Абсолюта. Шейх Лахиджи приводит такое описание: «Я видел себя затерявшимся в мире света. Горы и пустыни переливались вокруг всеми световыми цветами: красным, жёлтым, белым, голубым. Меня томило всепожирающее влечение к ним; я чувствовал себя словно бы обезумевшим и исторгнутым из собственного существа вследствие овладевшего мной внутреннего неистовства и по причине их явственного присутствия. Внезапно я увидел, что всю вселенную целиком начал заливать чёрный свет. Небо и земля, и всё, что там было, всё стало чёрным светом, и в этом чёрном свете я растворился без остатка, потеряв сознание. А потом пришёл в себя». (выделено мною). Это описание «растворения в боге» (фана фи’ллах), испытания, которое проходит человек – опыт умирания и уничтожения, величайший риск, грозящий безумием или, напротив, посвящением. Именно этот опыт должен стать опытом каждого философа, «наученного умирать».

Согласно Юрию Мамлееву и его Последней Доктрине, Бог не трансцендентен, но имманентен человеку [потенциальному Богу]. Мы находим утверждение: «Приход к Богу означает конец всех религий», и далее поясняется, что причиной их возникновения стала фундаментальная, но ложная концепция «трансцендентности» Бога. Что же истинно трансцендентно человеку? Этот вопрос порождает ещё более сложный: можно ли выйти за пределы Бога, за пределы Абсолюта, за пределы Света? (размышления над этими вопросами привели нас к концепции Nihiladeptus – прим. авт.). Богореализация, по Мамлееву, является посвящением, - это лишь возврат потерянного, активизация потенциального. Это и есть эпистрофе в неоплатонической топике. Истинная инициация ждёт нас там, где есть нечто трансцендентное нам. Последняя Доктрина, приводящая к идее выхода за предел Абсолюта, утверждает, что «Бог является всего лишь «телом» истинно трансцендентного, а не сущностью Трансцендентного». Трансцендентное есть тьма, и выход в эту тьму возможно найти только вернувшись на периферию бытия после реализации Абсолюта. Иными словами, это сознательный повторный проодос абсолютно реализованного существа. Мамлеев допускает смелую мысль, что «в самом Абсолюте должна быть заложена возможность отхода от Него, возможность «бунта».

Что происходит далее? После сигизии (светового человека и его светового Вожатого, пользуясь концепциями иранского суфизма) и возврата на периферию начинается инициация в Бездну. Выход из Целого представляет собой позитивное переосмысление любых негаций (страданий, смерти и т.д.), которые Мамлеев называет «щелями в Бездну». Инициированный становится больше, чем Бог, одновременно оставаясь Богом. Лучше говорить о нём, как о «существе Бездны», потому как иные определения слишком двусмысленны. Инициированный видит реальность другой, и макрокосм, теряя статус иллюзии, становится намёком на выход из Абсолюта, на наличие подлинно трансцендентного нам антимира. Что толкает нас за пределы Бога, Света? Желание подлинно трансцендентной жизни. Принимая положение о божественной имманентности, восхождение, возврат (эпистрофе) души происходит внутри «храма света». В Коране процесс богореализации описывается следующим образом: «Есть светочи восходящие и нисходящие. Восходящие светочи — от сердца, нисходящие — от Престола. Существо сотворённое — это завеса между Престолом и сердцем. Когда эта завеса разрывается и в сердце открывается дверь к Престолу, подобное устремляется к подобному. Свет восходит к свету, и свет нисходит на свет, и это есть свет поверх света»¹¹. Богореализация происходит в «точке слияния» нисходящего потока проодос, и восходящего – эпистрофе. Самое главное – не только не раствориться в Абсолюте, в божественном, но – возвратившись на периферию, как Само божественное, не раствориться в человеческом (!).