Савин Л.

Состояние хаоса и предапокалипсис

Давайте начнем с постановки проблемы, связанной с метафизикой хаоса. Проблема в том, что если уж и русской философии как таковой не существует, в чем я вполне солидарен с профессором Дугиным, то, что же тогда говорить о русской философии или метафизике хаоса, ведь теоретических текстов, посвященных хаосу в России, не было и нет. А, учитывая то, что русская культура, русскость длительное время находится под влиянием западной философии, т.е. подавляется западным логоцентризмом, русскую хаотическую философию, особенно систематизированную, трудно себе представить.

Можно себе представить, что это возможно, тем более, что собственно и космос вышел из хаоса, то есть был потенциально в нем заложен. Но в идеале вряд ли, так как в идеале сама теория  - это созерцание небесных спераматических логосов, которые оплодотворяют реальность смыслами, если подходить к этому вопросу с позиции мистического восточного христианства (каппадокийцы,  псевдо-Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник, Григорий Палама), т.е. теория сама по себе связана с логосом.

           Вкратце коснемся так называемых теорий хаоса, возникших в ХХ веке. Нужно обратить внимание, что все физические, математические и околофилософские теории хаоса возникли на грани перехода состояния модерна в постмодерн. Теории сложных систем и диссипативных процессов, физика суперструн и фракталов, постмодернистская формула хаосмоса и ризомы, метафизика хаорда, согласно которой вселенная раскладывается на сложные математические формулы, все это складывалось на кромке двух эпох – модерна и постмодерна, и как минимум этимологически – это кромешная философия. Делез и Гваттари также утверждали, что философия зарождается на грани хаоса. Согласно их утверждениям в работе «Что такое философия» план имманенции, т.е. тип мышления является фундаментом философии, на котором строятся концепты и является неким срезом хаоса. Сам хаос порождает эти планы и концепты, делая их уникальными и в нем же растворяется любое своеобразие. По Делезу в хаосе находится возможность бытия и мышления. Также искусство связано с хаосом, оно рассекает его, наполняя свое сечение аффектами и перцептами. Французскими философами постмодерна приводятся в пример хаотического искусства космические созвездия.

«Хаос - не столько отсутствие определенностей, сколько бесконечная скорость их возникновения и исчезновения; это не переход от одной неопределенности к другой, а, напротив, невозможность никакого соотношения между ними, так как одна возникает уже исчезающей, а другая исчезает едва наметившись. Хаос - это не инертно-стационарное состояние, не случайная смесь. Хаос хаотизирует, растворяет всякую консистенцию в бесконечности. Задача философии - приобрести консистенцию, притом не утратив бесконечности, в которую погружается мысль и в этом плане хаос обладает как физическим, так и мысленным существованием», - пишут они[1].

По Делезу и Гваттари план имманенции возникает из хаоса, а сами планы составляются великими философами и таким образом создается новый образ мысли. Хотя у Делеза и Гваттари есть проблематичное место, связанное с тем, насколько транцендентен хаос, так как в своей философии они предлагают замену транцендентного хаосом. Однако у них есть посредник между хаосом и философией, которого они назвали концептуальным персонажем, представляющим собой нечто таинственное, редко проявляющееся, хотя иногда обладающее личным именем, как Сократ в философии платонизма или Дионис у Ницше.

Все же необходимо вернуться к традиционному пониманию хаоса. В Ветхом Завете, например у пророка Захарии используется древнееврейский термин, имеющий смысл «пропасть», «трещина», «провал», но в Септуагинте (т.е. греческом тексте) хаос имеет несколько иной смысл и используется в контексте творения мира. Важно отметить, что создание мира в Писании передается древнегреческим термином от καταβολή – что означает низвержение (от καταβάλλω – убивать, низвергать, опускать)[2]. Различные исследователи[3] отмечали, что в Септуагинте это слово используется для  передачи разрушения, разламывания и т.п. Это слово также можно перевести как припадок, болезнь, пошлина. Лишь позднее это слово стало означать «основание», «сотворение», «начало». Ориген по этому поводу отмечал, что латинский термин constitutio – «устроение» является некорректным переводом.

У древнегреческих философов впервые хаос упоминается у Гесиода в его «Теогониях», где он предшествовал появлению Геи (Земли), Тартара и Эроса, а сам породил Ночь и Мрак[4]. Интересно, что согласно мифологии Древнего Египта в хаосе (первородный океан Нун) находится творец (Атум, Хепри), создающий все сущее из самого хаоса[5]. При этом говорится, что
творец может вернуть все в первоначальное состояние. С.Н. Трубецкой проводит связь между древними индоарийскими культурами, указывая на соответствие Хаоса Гесиода хаосу ведийского гимна, «в котором  также впервые пробуждается эротическое желание – Кама. Ту же зияющую бездну (гинунга гап) мы находим у древних германцев»[6].

Гераклит связывал хаос с постоянным становлением и вечностью, рассматривая его как истинную основу реальности. С вечностью и созданием реальности также связано понятие Бога, и в нашем случае, так или иначе, к хаосу применимы два подхода познания божественной сущности. Первый - катафатический (от греч. καταφατικός, «утверждающий») — т.е., постулирующий познание через понимание того, чем является хаос. И апофатический (αποφατικος, «отрицающий»), называемый негативным методом, который заключается в выражении сущности путем последовательного отрицания всех возможных его определений как ему несоизмеримых. Т.е. это познание хаоса через понимание того, чем он не является.  Как мы знаем из различных традиций, в первом случае хаос ассоциируется с тучей, тьмой, водным потоком (в алхимической традиции со стихией воды, а также работой в черном),  ветром, а во втором, по крайней мере, через иудейскую традицию в Ветхом Завете, говорится, что «в начале не было ни луны, ни солнца, ни звезд и т.д». В этом плане иудейская традиция сближает Бога и хаос («Облако и сумрак окрест Его». Пс. 96,2.; «И сделал тьму покровом своим» Пс. 17,12 Исход). Слово же Арафел, передающее мрак, в который вошел Моисей для общения с Богом, толкуется как сумрак, мгла, имя одной из семи твердей небесных. Небезынтересно утверждение Оригена, высказанное им в труде «О началах» по отношению к созданию Богом Земли и Вселенной. Там говорится,  что нечестиво и нелепо называть природу Божию праздною, Бог начал впервые действовать не тогда, когда сотворил этот видимый мир, но что прежде его существования были иные миры[7]. Следовательно, если хаос предшествовал созданию видимого мира, то согласно с версией Оригена, это был либо иной мир, либо некое переходное состояние. Это наводит нас на размышления о других подобных состояниях, описанных в различных традициях. Они обычно связаны с битвой между различными надчеловеческими сущностями, которые уже имели место, либо произойдут в будущем под общим названием Хаоскампф. И они имеют неоднозначный исход. Согласно вавилонским мифам это был «Энкма эдиш» - восстание молодых богов против старых. Мардук убил Тиамат (хаос), создав из ее тела Землю. Древнегреческие мифы упоминают восстание титанов на олимпийских богов, хотя первоначально Зевс выступил против Кроноса. В монотеизме восставший Люцифер был сброшен с небес, иудейский Яхве усмирял Левиафана, и «молодые боги» были повержены. Однако Георгий Победоносец победил змея. 

На неоднозначность хаоса, точнее, на его позитивную роль указывают различные ритуалы, особенно новогодние, связанные с восстановление первоначальной полноты. Мирча Элиаде довольно подробно описал структуру и смысл этих ритуалов в своих исследованиях, в том числе и об имитации изначального андрогиного состояния человека.

В контексте православной традиции необходимо иметь в виду то обстоятельство, что сам процесс крещения посвящаемого символизирует погружение в первоначальные воды хаоса. Следовательно, без хаоса не возможно изменение антропологического статуса и путь к совершенному человеку.

В конце же времен, без временного состояния хаоса, которое описано в человеческих выражениях у Иоанна Богослова в «Апокалипсисе» невозможно изменение реальности, которое неминуемо должно произойти после Второго пришествия Христа. Познать же логически и рационально как это произойдет, не представляется возможным, ибо, согласно словам Максима Исповедника, только «путем отказа от всякого знания мы соединяемся с неведомым»[8]. Можно предположить, что это высказывание вполне подходит и к философии хаоса, где обобщая весь багаж различных духовных традиций и их толкований, теоретически можно приблизиться только к предикатам исследуемого субъекта, но никак не к самому хаосу.

Леонид Савин