Универсальность авраамического монотеизма

Шейх Абд аль-Вахид Паллавичини

Даже в такой век как наш, справедливо названный «неразумным», наука и религия могли бы не быть противоположностями, если б мы могли добавить следующие признаки к каждому из понятий: «сакральный» - для науки и «ортодоксальный» - для религии – чтоб можно было говорить о «сакральной науке» и «ортодоксальной религии». Таким же образом наш век мог бы не быть таким «неразумным», если бы мы только помнили, что даже за человеческим разумом самим по себе любой из действительно «сакральных наук» не признаётся право на независимость от другого непротивоположного понятия «интеллекта». Это – отражение «божественного интеллекта», которое сделало нас “ala suratihi”, «по Его образу и подобию», как говорится в любой ортодоксальной религии, что означает Откровение, данное каждому Единым и Единственным Богом авраамического монотеизма.

В эпоху, когда слова потеряли свои значения, а не только свой этимологический смысл, пожалуйста, простите плеоназм в заголовке моего текста: «монотеизм» не должен иметь отличный от «универсальности» смысл, хотя последняя отсылает к идее «Единичности Бога», переводу арабского имени Аллах, как сказали бы наши братья по вере из иммигрантов; единичность, которая уже подразумевается в понятии «монотеизм», подтверждается в этом универсализме, точнее – «универсальности», которая обращается «к Единому», единому Богу Авраама.

Это тот авраамический исток, что сближает нас с нашими братьями-иудеями, не пожелавшими завершить Пророчество с появлением Пророка Моисея, через которого Слово Божие стало «Законом», продолженным после него для того, чтобы дать возможность нам, мусульманам, последним из пришедших, увидеть пророческие явления, в соответствии с последним Откровением Корана, которое дал нам последний из пророков, умми, буквально – «неграмотный», Мохаммед.

Признак «неграмотный», отсылающий к Пророку Мохаммеду («умми» на арабском языке), означает не только исламское сообщество, но также «мать», источник сущего, возможно, близкое к фигуре Девы Марии, которая в своей непорочности представляет «девственное» пространство, на котором Бог написал своё «Слово», точно так же как Он запечатлел в сердце Пророка строки нашего Священного Корана, который также воплощает Его бесплотное Слово.

Это позволяет нам также включить в преемственность пророков, которая правдиво отражает временную преемственность авраамических монотеистических Откровений, фигуру Саййидина Иса, Господа Иисуса Христа, почитаемого мусульманами как Рух Аллах, «Дух Божий», чьё Второе Пришествие ожидаются вместе с нашими братьями-христианами как объявление о Часе Конца, эсхатологии, которая также существует в форме мессианского ожидания наших братьев-иудеев.

Нужно чётко понимать, что этот «универсализм», тот факт, что мы все обращаемся к Единому Богу Авраама, не содержит ни синкретизма, ни смеси традиционных форм, ни даже релятивизма, потому что по сути всё относительно пред Абсолютом. Вместо этого «универсализм» нуждается в признании равного личного достоинства верующих любой из ортодоксальных религий, которое как таковое обязательно предполагает признание искупительной ценности их догм, даже несмотря на то, что они все могут отличаться между собой.

Чтобы ответить носителям таких взглядов, мы воспользовались правом написать письмо Папе во время его визита в Синагогу Рима в январе 2010:

«Ваше Святейшество, в Италии, где ислам не был представлен в течение семи столетий, возможно, со времен Фридриха II, может ли старый итальянский мусульманин иметь возможность испытывать некоторую ностальгию по уникальному периоду истории, когда мудрецы, представлявшие три монотеистических Откровения: от Маймонида до Святого Альберта Великого и Мухйиддина Ибн Араби поддерживали друг друга на пути к Богу в рамках своих различных вер?

Может ли присутствие Вашего Святейшества в Синагоге Рима дать нам надежду, что хотя бы на интеллектуальном уровне представители разных религий могут сблизиться в этом мире, нуждающемся в примере возвращения к святости при приготовлении к приходу Мессии, которого ждём мы все, как свидетельство жертвы, что привела нас к приданию смысла жизни на этой земле, где собрал нас Господь?»

Не желая уходить слишком далеко от темы, предложенной на этой встрече, я хотел бы перенести концепцию «жертв насилия» с женщин на всех религиозных людей – в мире, который, по всей видимости, забыл смысл сакрального, что, говоря словами Святого Петра, сделало нас всех «народом священников, служащих Богу».

В частности, у нас в Италии, где такое служение, похоже, зарезервировано исключительно за теми, кто законно представляет его в качестве духовенства, будучи как будто чем-то характерным для одной конфессии и исключающим принадлежащих к другим религиям, которые представляются как не имеющие права на такую сакральность, даже несмотря на то, что они тоже родились в Италии.

Я только что вернулся со встречи с президентом Италии Наполитано, где почётным гостем был Король Иордании. «Не судите по внешнему виду», - сказал я, - «Я – итальянец». «Но помилуй Бог! Не думайте об этом», - сказал он, имея в виду, что итальянцем может быть и мусульманин в Италии.

«Но помилуй Бог!», - хотелось мне ответить, - «Должно быть официальное признание ислама как религии». Италия – единственная страна в мире, где ислам не признан официально в качестве равной с другими монотеистическими религиями. Но каждый раз, когда мы обращаем на эту абсурдность внимание наших неитальянских мусульманских братьев, они не хотят нам верить.

Как становится ясным из вышесказанного, христианство сегодня не представляется гражданской сверх-религией: из-за неверного истолкования оглашённой встречи с Богом на Земле есть риск забыть об этом долгожданном возвращении Мессии, о котором мы, мусульмане, обязаны напоминать всем, пока не стало слишком поздно.

Мы, фактически, приближаемся к эсхатологической эпохе, предсказанной всеми религиями, к которой мы должны готовиться самостоятельно, пересматривая смысл наших жизней, в которых Бог предлагал нам сделать выбор – быть с Ним или без Него – и, если мы с Ним, принять пророческие послания, которые передавались нам со времени сотворения человека.

Ислам – не третье проявление авраамического монотеизма, а этот «авраамический» монотеизм не отказывается от Авраама, но всегда был «монотеистичным», даже до Авраама, потому что Бог никогда не переставал быть «Единым» для всех людей Земли, по крайней мере, для тех, кто хочет следовать Ему.

Таково значение слова «ислам», означающего покорность Единому Богу, как «мусульмане» - это дословно те, кто следуют Ему, даже несмотря на то, что могут называться «иудеями» или «мусульманами» или даже принадлежать к одной из более ранних ортодоксальных религий.

«Я был, когда Адам ещё был между водой и глиной», - говорит Пророк, отражая слова Иисуса Христа: «Прежде, нежели был Авраам, Я есмь», потому что бессмертный «Божий Дух», как мы, мусульмане, зовём Иисуса, не мог не существовать даже до создания мира, вселяя в людей осознание того, что они тоже были созданы «по образу и подобию Бога».

Именно это подобие позволяет людям отождествлять себя с Божественным Присутствием через ритуалы, обусловленные различными религиями, следовавшими друг за другом в течение времени для того, чтобы увеличить вероятность понимания того, что Знание остаётся единственной целью человеческой жизни на Земле.

Но что это за знание? Божественное Знание! Ведь «Если бы Бог стал человеком», как напоминает нам раннехристианское изречение, которое до сих пор хранится в вероучении Восточной Православной Церкви, это случится потому что «… человек стал Богом», не через утверждение человеческой индивидуальности, а со смертью его эгоцентричной природы, отражённой в эксклюзивности его выбора веры.

Разумеется, некоторые исторические события не совпадают со своими аналогами в других теологиях, но «Логос», их сгенерировавший, есть Сам Бог, а Он – над историей; иными словами, это «мета-история», как «мета-физика». Это «божественная точка зрения», находящаяся сверх всякой логики, даже теологической, в которой она проявляется – в соответствии со временем и местом, которые, если перефразировать Рене Генона, имя которого я имею честь носить в качестве первого мусульманского имени, вместе представляют измерение символизма Креста.

В связи с этим же символизмом, мы бы хотели рассмотреть православный крест, который в своём изображении истины представлен в каждом явленном Откровении, а потому «относителен» и имеет не два, а три измерения, прибавляя к измерениям длины и ширины измерение высоты или, скорее, «глубины», таким образом обращаясь к «Pax profunda» или «Великому покою», которого «Суфийский Святой Двадцатого Века» желает любому, кто всё ещё хочет в эти последние дни понять значение «тройного измерения», которое одинаково существует в универсальности авраамического монотеизма.

В заключение я хочу обратиться к вопросу, который всё тот же Святой мусульманин задаёт тем из обычных «законоучителей», кто критикует его за то, что его тасбих, его чётки напоминают форму креста: «А мы», - говорит он, держа свои руки на уровне плеч, - «Какую форму напоминаем мы?»

Assalamu ‘alaykum wa Rahmatullahi wa barakatuHu,

May the peace of the Lord be upon you all.

Пусть покой Господа будет со всеми вами.