Чередников В. Грязь и горячее качество

 

Грязь и горячее качество в новой метафизике

 

1.          Сегодня у нас нет ни будущего, ни метафизики. Как же возможна метафизика будущего?

 

2.          Карнап: занятия метафизикой перенести в музыкальную сферу. Для нас это значит: из музыки начать трактовать новую метафизику.

2 музыкальных типа. Метафизика гармоническая (Платон, Аристотель, Спиноза, Фихте, Шеллинг, Гегель) и мелодическая (Декарт, Шопенгауэр, Ницше). Однако у Ницше самостоятельное значение имеет также ритм (в этом – его возврат к форме метафизики традиционной).

 

3.          Полифоническая метафизика (новая) против симфонической (Платон, Аристотель, Гегель и т.д.)

Контрапункт против синхронии.

 

4.          Преодоление синтетического мышления.

Антиномии следует не синтезировать, находя совместимость тезиса и антитезиса через медиацию, и не принимать сторону тезиса либо антитезиса, но накладывать Т на А без их взаимного усвоения. В итоге – додекафония (в музыке то же – Шёнберг, Колтрейн, Коулман).

 

5.          Радикальный субъект не может существовать в антропологическом измерении. К человеку высшего типа применимо определение «радикальный траект». То, что позволяет ему выйти за последний предел, это его слабость, промежуточность, неполноценность. Накладывая тезис на антитезис по образцу аномалии археомодерна, человек оказывается просто неспособным вынести конфликтность, какофонию этой метафизики. Бесконечное и конечное, всё и ничто, причинна и беспричинность, сложность и простота, случай и необходимость, свобода и подчинение без обнаружения даже слабого намёка на тождество между собой составляют множественность мелодических линий целого, которое выталкивает заброшенного, испытывающего тошноту от этой разности звучаний человека вовне, из Абсолюта в Иное. Слабость человека приводит его к абсолютному ужасу, а ужас, если у радикального траекат достаёт внутренних резервов принять его, есть источник силы и власти. Трансгрессия через ужас перед полифонией, невозможностью установления связей и обобщений.

 

6.          В столкновении с ужасом невозможно оставаться безошибочным. Полковник Курц, Элиот. «Я покажу тебе ужас в пригоршне праха». Бенн: наше дело – разрабатывать пространство величиной с ладонь. Прах – грязь; прах проходит через огонь крематория. Прах – пепел, т.е. возможность для восстания/воскрешения. Важно: в русском языке восстание (бунт) и воскрешение (возрождение) синонимичны.

 

7.          Итак, у нас нет будущего. Рассмотрим возможность метафизики в стране – США -  у которой не было сакрального, метафизического прошлого. Это прецедент, который необходимо учитывать и использовать в качестве аналогии.

Пример: обратный археомодерн американцев, попытки некоторых художников и бунтарей восполнить пробел в отношении сакрального. Ужас перед белым от наложения ночи (премодерна) на день (модерн). Негатив (белое у По, Мелвилла, Лавкрафта и цветных расистов/теоретиков негритюда). Смятение от вознесения, истерика от столкновения с Традицией у Колтрейна. Так же – со всеми антиномиями.

Американские романтики вообразили сакральную метафизику; афроамериканские маргиналы вообразили африканскую прародину и Восток.

 

8.          Отказ от интерпретации. Мера неизвестного. Головин о Блоке (наложение двух несовместимых символов – праздника красоты и карлика, распластавшего в небе язык): антиномистическая поэзия. Неудобство.

 

9.      Важность метафизической импровизации. Из наиболее ориентированного на импровизацию фри-джаза воспринять 2 ключевых аспекта: грязь (т.е. от неудобного смешения земли и воды) и «горячее» качество (с последним связан Эрос-Логос). Грязь – непоправимые ошибки; горячее качество – эротизм (сходство фри-джаза и тантры в данном аспекте).

 

10.    Невозможность текстуального отображения метафизики будущего. Для постмодерна текст – это всё. Для новой метафизики текст – нечто совершенно постороннее. Невозможность философских книг. Полный возврат к устной традиции. Семинар, диспут, беседа как устное коллективное импровизационное творчество в новой метафизике.

При этом язык новой метафизики непереводим не только на чужие или родной языки(подобно тому, как язык Хайдеггера непереводим на немецкий), но также на язык собеседника/слушателя и даже самого говорящего. Абсолютно внешняя речь.

 

11.    Грязь = ошибочность, фаллибельность, фальсифицируемость, т.е. выполнение требования (Пирса, Поппера), делающего метафизику наукой, но – наукой сакральной.

 

12.       Функции радикального траекта (он же актёр, он же метафизик): совершать ошибки, испытывать и внушать ужас и находится в огненной стихии эротизма.

 

13.       Антигносеологизм. У новой метафизики, поскольку она занимается непознаваемым, нет и не может быть ни субъекта, ни объекта познания. Её функция не в постижении, но в воображении (которое не следует путать с фантазией, по природе своей синтетической).

Воображение удовлетворяет двум кантовским требованиями по отношению к метафизике будущего: отказу от здравого смысла и от правдоподобия. У Батая примерно то же: «Что в религии стоит сохранить, это то, что противоречит здравому смыслу».

Нить Ариадны для воображения – интеллектуальная интуиция. Лабиринт – уровни имажинера, открытые Дюраном.

 

14.        Иными словами, чем больше метафизика проявляет строгость, удовлетворяя секулярным и специальным требованиям Канта, Поппера, Пирса и Карнапа, сохраняя и созидая при этом сакральное, тем более она гносеологически сходит на нет. Чем более строгой наукой она может быть, тем более оказывается поглощена воображением, работа которого превосходит синтетическую гипотетичность прочих наук.

 

15.       Метафизика будущего – это НЕ философия, и она не может иметь с философией ничего общего, поскольку не принадлежит ни сфере мудрости, ни сфере познания.

Она в чём-то близка искусству, в чём-то – религии, в чём-то – сакральным наукам (магии, алхимии), в чём-то – мифу, но ни к чему не сводима. Это междисциплинарность, не устанавливающая связи, но обнажающая разрывы. Её теория/практика – это упражнения в имажинере (в чём-то аналогичные «духовным упражнениям», или коанам, или йоге, но не опирающиеся на оправдания и доказательства религиозно-философского толка). Эти упражнения должны быть беспочвенны и точны, как поэзия и математика. Как у логики, у метафизики будущего не должно быть иного содержания, кроме формы.

 

16.        Лишив метафизику всякого содержания, мы совершенно опустошаем и её инициатора – радикального траекта, и вообще всех людей. Они становятся открытыми сосудами. Новый метафизический экзорцизм: изгнание ангелов – наравне с бесами – в достаточно для этого опустошённых последних людей, которым предстоит прыгнуть в пропасть/промежуток/пустотность эсхатологической ситуации.

Эсхатологический/экстатический промежуток не между чем-то и чем-то, но такой, для существования которого достаточно одной стороны.

 

17.        Таким образом, новая метафизика – это чётко фиксированный экстатический промежуток в лабиринте имажинера (пространство, поступок, ситуация, финал), формально отражённый в устном слове (метафизической фразе, заклинании), в котором осуществляется такое воздействие идеального на физическое, при котором происходит выход последнего за предел самого себя без перехода в сферу идеального (представляющего собой только инструмент).

Новая метафизика – это точная формальная наука перехода с помощью идеального из физического в абсолютно Иное.

Это точная наука ошибок (грязи, пепла, праха), ужаса и до предела эротизированной физиологии (вплоть до эротики панической тошноты), не выдерживающей внутреннего огня.

 

18.        Новая метафизика в своей трансгрессивности должна стать средством воспитания священных безумцев, идиотов, носителей интеллектуальных травм (синяков, шрамов, ссадин). Метафизика будущего – и в этом её принципиальное, этимологическое отличие от философии, -  это ненависть к мудрости.

Валентин Чередников

eapoe418@rambler.ru