Политика Постмодерна как симуляция Политического

Метаморфозы Постполитики

Антон Александров

Волгоградский Государственный  Университет

Сегодня мы живем в очень интересное время, так как имеем возможность наблюдать фазу  парадигмального сдвига – от эпохи  Модерна к эпохе Постмодерна. Фаза перехода важна тем, что позволяет нам взглянуть на обе парадигмы как бы со стороны, максимально объективно, насколько это, конечно, возможно.  Мы уже вышли из-под гипноза предыдущей эпохи, но еще не полностью очарованы новой системой координат. И в таком фокусе разрыва начинают проявляться сбои системы, обнажается кризис функционирования современной политической модели.

Сущность кризиса, как видится, состоит в нарастающем разрыве между вектором развития постмодернистического общества и  наличным, застывшем в прошлом веке, состоянием политических структур.  Действительно, наползающий на нас каток Постмодерна предполагает и реализует разрушение вертикальных взаимосвязейна всех уровнях социальной жизни, в то время  как политическая модель Модерна основывается на  достаточно жесткой вертикальной иерархии власти и подчинения.   Инерциальное движение Модерна может продолжаться еще достаточно долго, но разложение этой парадигмы  уже очевидно именно в свете тотального кризиса – экономического, политического, культурного.  И этот, в конечном счете, неразрешимый конфликт парадигм, этот глобальный кризис можно только скрывать,  пока, в конце концов, одна парадигма не поглотит другую.

В этой ситуации, пока еще переходной, наиболее простым и, наверное, естественным  выходом является симуляция разрушающейся социальной структуры, в том числе и политической системы. Проще говоря, Постмодерн в своей переходной фазе вынужден симулировать Модерн, так же как когда-то, например, во Франции 18 века Модерн был вынужден по инерции притворяться Премодерном,  монархией, демонстрируя на показ различные атрибуты традиционного общества.

Такие симуляционные процессы происходят на всех уровнях жизни. На экономическом уровне президент Медведев предлагает нам начать «модернизацию», хотя в нашей стране эту модернизацию начали, как известно, при Сталине и давно закончили еще во времена СССР. С другой стороны, очевидно, что на самом деле нам предлагают не модернизацию, а постиндустриализацию. Идея Сколково, например, это проект именно постинформационного общества. Таким образом, под привычной оболочкой нам продвигают самый настоящий Постмодерн.  Видимо,  предлагать нам по-честному вступить в «пост-общество»  пока еще слишком страшно.

Подобные кризисные явления переходного периода  будут продолжаться, пока на периферии сохраняются остатки Модерна, пока есть еще люди, которые  не ускорились до разрушительных ритмов  Постмодерна. У нас в стране такие процессы проходят  еще интереснее и веселее, чем в остальном мире.  Мы симулируем Модерн  не только со стороны Постмодерна, но еще и со стороны традиционного общества, генерируя особый тип социального устройства как Археомодерн (в терминологии профессора А.Г. Дугина).

На  политическом уровне кризис выражается в том, что власть отчаянно пытается сохранить легитимность института представительной системы. Уже для всех очевидно, что на выборы  никто не приходит, кроме, пожалуй, стойких пенсионеров, которые являются на самом деле осколками Модерна или даже представителями еще более архаических пластов общества. Средние классы более не чувствуют, что их интересы представляют правые партии, а народные массы видят, что их покинули и предали левые. То есть, основная масса людей не чувствует обратной связи между народом и властью, выпадая с необходимостью из структур Политического.

Причем, у правящих кругов нет никакой позитивной программы. Они на самом деле  просто не знают, что делать в этой ситуации. Власть проматывает остатки государственности без всякой оглядки  на условности, скорее по инерции отчаяния и глупости, чем по злой воле. Соответственно, на выходе, мы имеем отсутствие элементарной ответственности и главное, политической воли со стороны правящей элиты, и с другой стороны наблюдаем тотальную апатию среди масс. Подробно подобные процессы деполитизации  описывает, например, Жан Бодрийяр в своей работе «В тени молчаливого большинства, или Конец Социального».

Таким образом, власть вынуждена симулировать институт выборов, который репрезентирует собой идею представительства и общественного договора – классических постулатов Модерна.  Если выборы  будут признаны недействительными, то станет очевидным, что народ отстранился от своей «естественной» политической функции и общественный договор «расторгнут». В этот  момент станет понятно, что государственная власть замыкается сама на себя и банально занимается воспроизводством своей инфраструктуры. Политический процесс заменяется технологическим процессом, политтехнологиями, черным пиаром.

 Получается, основная  задача  для политической элиты - это не победа конкретного кандидата или партии, а фиксация факта легитимного голосования. Жизненно необходимо, чтобы выборы в принципе состоялись.  В этом контексте проблема 2012, это выбор не между Медведевым, Путиным и кем-либо еще, это выбор между порядком и хаосом, ведь  ситуация, когда выборы не состоятся, вполне реальна.

Мощнейшая информационная атака, проведенная перед президентскими  выборами 2008 года в РФ и направленная на обеспечение явки избирателей, практически полностью заслонила собой традиционную предвыборную  кампанию кандидатов  на президентский пост.  Для обеспечения явки по максимуму использовались все возможные  ресурсы государства и бизнеса. Действительно, если предвыборная агитация партии  или кандидата в президенты законодательно строго ограничена, то перед рекламой выборов как таковых никаких запретов не установлено.

Предвыборная истерия очень сильно  напоминает ажиотаж вокруг  «самовозгорания» благодатного огня на пасху. Согласно легенде, если огонь в установленный день не загорится, то наступит конец света. Если же  выборы не состоятся, то это будет концом политического мира, к которому мы привыкли. Народ начнет осуществлять свою  власть действительно непосредственно, и мы станем свидетелями демократического ада – войны всех против всех, которой так боялся Томас Гоббс.

Будет сделано все возможное, чтобы этот страшный сон не стал явью. Поэтому со временем давление на потенциальных избирателей будет только усиливаться. Сегодня голосование формально является добровольным, гражданским долгом. Но возможен вариант, когда гражданский долг будет трансформирован в «священную» обязанность.  

Таким образом, затраты государства на манипулирование общественным представительством станут только возрастать. Соответственно, не будем исключать возможности непосредственной оплаты за участие в выборах. Сейчас эти начинания находятся в зачаточной форме: подарки впервые проголосовавшим, призы первым пришедшим на участок и так далее. Однако и такая система не даст нужного эффекта -  процесс исчезновения  веры в «магию выборов» необратим.

Конец «Политического»

Настоящий Постмодерн наступит тогда, когда распадутся на фрагменты остатки квазихолистической модели Модерна. Вертикальное измерение власти исчезнет,  причем это будет обыграно сугубо в позитивном контексте. Либеральное равенство возможностей превратится в равенство действительностей. Это как беспроигрышная лотерея, где каждый не просто имеет шанс выиграть, а действительно получает определенный профит. Однако что это за  «профит»?  Все мы знаем, что в «игре наверняка» всегда есть какой-то подвох.

Политический формат пост-общества подразумевает запрет на управление меньшинства большинством. В Постмодерне нет места «традиционной» элите. В этом контексте нас ждет такой способ выборов, при котором, например, депутатов и президента будет выбирать генератор случайных чисел. Или все будут «властвовать» по очереди, согласно алфавиту. Этакие 15 минут власти для каждого в стиле Энди Уорхола. В такой топике развития  вариант с выбором президента по произвольным параметрам  и станет самым безупречным воспроизводством  либеральной демократии. Действительно равные шансы для всех граждан, никаких финансовых и социальных ограничений, когда даже «кухарка» может «управлять» государством. Это станет концом эпохи политической демократии – сверхпредставительной и уже никого не представляющей.

Сегодня это звучит жутковато и утопично, однако вспомним, что  совсем недавно многие вещи, которые сегодня стали нормой, казались немыслимыми. Сейчас представить такой уровень разложения невозможно, но только потому, что  человек и окружающий нас мир еще слишком архаичны.  Наше  тело, которое имеет традиционную пространственную  структуру, все еще сдерживает натиск гибельного рассеивания  на фрагменты, сохраняя, тем самым, остатки Политического. Но цифровые технологии готовы нам помочь избавится от тела - этого последнего форпоста Традиции. Поэтому нет ничего удивительного в том, что пилотные проекты Постмодерна реализуются именно в виртуальном пространстве.

Онтология Политического

Как  видится, вопрос Политического – это вопрос, прежде всего, онтологический. Бытие проявляет себя как власть, а государство, соответственно, видится как высшее проявление Политического. Таким образом,  в Премодерне власть с необходимостью проистекает из трансцендентного центра, из высшего принципа. В Модерне онтологический фокус перемещается на имманентный уровень, на человека массы и соответственно, власть переходит к сингулярностям, индивидам.

В Постмодерне, как известно, акценты смещаются еще ниже– от разума к животному началу. Этот импульс продиктован желанием избавиться от вертикального измерения  Политического по-настоящему. Однако если структуру выгнать через дверь, она все равно влезет через окно, подвал или другие малоприятные и несимпатичные места. Структура в Постмодерне никуда не денется, но придет через открытое  Яйцо Мира снизу, и  будет, в этом плане, иметь внечеловеческий, демонический характер. Это будет Царство виртуальности – «Дьяволополис» (термин А.Г. Дугина),  где будут править цифровые Гоги и Магоги.

 Втрадиционном обществе источник структуры имеет тоже неантропный характер, однако высший принцип объединял людей в единое целое, приводил их божественному общему знаменателю.  А в Постмодерне, наоборот, внешний источник структуры разъединяет людей, более того,  разрушает  самого человека на части, превращая индивида в дивида, высвобождая темные подтелесные сущности.

Выход из создавшегося онтологического кризиса и, соответственно, политического кризиса, с точки зрения Традиционализма, вовсе не является очевидным, как может показаться на первый взгляд.

С одной стороны, кажется, что необходимо просто вернуться к первоначальной Традиции, утвердить старый порядок. Однако с точки зрения полноценной Традиции, абсолютное возвращение в Золотой век невозможно, нельзя нарушить нисходящий путь цикла. То есть, для отдельного человека такой путь спасения, возможно, существует, а для всего общества -  нет.

Другой вариант – ускорить завершение цикла, приблизить конец света. В политическом аспекте постмодернистский вариант этого решения, как вполне позитивный, нам предлагают  Негри и Хардт в своей работе «Империя». Чтобы избежать эксплуатации, тотального насилия и отчуждения необходимо стать большим симулякром, чем государство. Проще говоря, позитивный  Постмодерн диктует нам  субиндивидуальный  опыт саморазрушения. В этом векторе падения нас, несомненно, ждут  черные чудеса  радикальных симулятивных технологий, ибо онтологическая платформа таких технологий – это зияющее ничто.

Поэтому как наиболее подходящий вариант  видится решение, которое предлагает Юлиус Эвола. «Опору на Традицию, - писал итальянский традиционалист, -следует искать не во внешних позитивных и упорядоченных формах цивилизации, которая некогда возникла как историческая реализация основ этой Традиции, но из самой Традиционной Доктрины, взятой в ее чистом виде, превосходящем все возможные формы ее конкретного исторического проявления».

Таким образом, для того чтобы спасти Политическое,  нужно пробиться к  традиционной онтологии в ее непосредственности. Для такого прорыва необходим  опыт «разрыва уровня», как результат работы определенной интеллектуальной интуиции. 

Повторюсь,  власть должна органично проистекать из онтологии. В Модерне образ политической модели  естественным образом вытекает из онтологии индивидуального разума. В Постмодерне, в этом контексте, политика упраздняется, так как исчезает субъект управления – индивид.

Политическое в традиционном контексте - это соучастие. Участвовать – значит составлять часть, осознавать себя как часть  по отношению к целому и занимать вытекающую из этого осознания активную позицию. Поэтому политический формат Традиции – это, конечно, Империя. Эвола утверждает, что «в своем истинном смысле империя не может существовать, если ей не дает жизнь духовный жар». Если такого духовного стержня нет, то это будет просто империализм, изначально мертвая механическая сверхструктура, в то время как живое целое всегда больше составляющих его частей.

Если мы сможем реализовать  Традиционную Доктрину, прорваться к Бытию, то соответствующие формы «Политического» органично проявятся в своей конкретике. В противном случае, мы  так и не проснемся, качаясь на убаюкивающих волнах симуляции.